от Ораниенбаума, в Усть-Рудице, создается такой завод. Новому заводу нужны мастера, ученому — ученики. Он сам набирает их. Матросского сына Матвея Васильева, молодого мастера придворной конторы Ефима Мельникова, других.
Вот уже и первая работа готова: портрет Петра I, что хранится сейчас в Эрмитаже. Но ученому-художнику портрета мало! Хочется создавать целые картины! Чтобы жили на них и люди, и кони, знамена и ордена сверкали! Нужна мастерская. Ломоносов строит и ее — прямо во дворе своей усадьбы, что находилась на участке между домом № 61 по нынешней улице Герцена и домом № 16/18 по нынешней улице Союза Связи. Вместе с учениками сооружает ученый огромный станок. На нем укрепляется такая же огромная медная «сковородка» в полторы тонны весом. На нее-то и будут потом приклеиваться отдельные разноцветные стеклышки. Громадина «сковородка» легко поворачивается в любую сторону, принимает любое положение, необходимое художнику. Создана и специальная мастика, которой под силу удержать тысячи кусочков смальты.
Началась работа над созданием «Полтавской баталии». Ученый сам оставил нам ее описание. О картине он рассказывает так: «Напереди изображен Петр Великий, на могучей лошади верхом, лицом в половину профиля; облик нарисован с гипсовой головы, отлитой с формы, снятой с самого лица… Представлен Петр Великий в немалой опасности, когда он в последний раз выехал к сражению при наклонении в бегство Карла Второго на десять; напереди и позади генералы и солдаты, охраняя государя, колют и стреляют неприятелей».
…Работает Ломоносов. Рисует на больших листах бумаги отдельные сцены. Тонкой иглой прокалывает линии рисунка, штрихи. Кладет лист на мастику, посыпает его белым порошком. Потом лист долой — и на мастике контуры будущего изображения. Можно приступить к набору смальт.
Три с половиной года создавалась картина. В 1764 году была приклеена последняя крупинка смальты. А в следующем году великий ученый умер. И словно бедной сиротой осталась его работа. Никому-то до нее дела не было!..
40 лет простояла она в мастерской всеми забытая. Потом все же вспомнили, перевезли картину в Академию художеств. Дальше попала она в академическую литейную, что находилась на 5-й линии Васильевского острова. И тут ее какие-то «умники» заштукатурили, закрасили…
Более ста пятидесяти лет творение Ломоносова пребывало в забвении. «Полтавскую баталию» снова нашли, «открыли» лишь в 70-х годах прошлого века. А новую жизнь картина получила лишь при Советской власти.
Когда в 1925 году праздновалось 200-летие нашей Академии наук, «Полтавскую баталию» привезли наконец туда, где ей и надлежало быть: в здание Академии наук на Университетской набережной. Здесь она стала настоящим памятником основателю Российской Академии наук Петру I и художнику, первому русскому академику Михаилу Васильевичу Ломоносову.
Неторопливо бегут по Неве волны, однако сколько их за годы-то пробежит! С того времени как забирался на башню Кунсткамеры художник Аткинсон, 12 лет промелькнуло. Поднялся туда другой художник — «пространственный живописец» Анджелло Тозелли. Четыре года свою картину писал и вроде совсем другой город увидел.
Прежде всего, людей на Васильевском острове прибавилось. Матросы, художники, ремесленники, солдат в кивере с султаном, молочница несет привязанные к коромыслу бутылки с молоком, около дрожек ждет седока извозчик-«ванька», неподалеку другие извозчичьи дрожки — под названием «гитара», — на которые садились либо боком, либо верхом. Всех их на картине А. Тозелли разглядеть можно.
Возле здания Академии наук притулились будки и навесы для животных Зоологического музея, рядом — Ботанический музей свои грядки раскинул, забором обнес. Возле здания Двенадцати коллегий уже не чиновники снуют — студенты прохаживаются. Вот они на панораме: в белых брюках, в вицмундирах, в фуражках. Первые студенты Петербургского университета, учрежденного в 1819 году!
И на Стрелке народу полно. Гуляют. На корабли посматривают. Вот причалит сейчас иноземное судно, что стоит в Неве, и закипит торг! Хочешь — устрицы покупай! Хочешь — раковины и кораллы! А может, обезьянку желаете? Или попугая, что по-заморски говорит? Надо же, невелика птица, а иностранные языки знает!
Иностранные купцы прямо на набережной торгуются, хитрят, обмануть норовят. Эх, нет на них Александра Николаевича Радищева! Он здесь, на Стрелке, много лет проработал. В 1780 году назначен был сюда на должность помощника начальника петербургской таможни. Через 10 лет стал и начальником ее. По долгу службы следил он за охраной привезенных товаров, наблюдал за строгим соблюдением таможенных тарифов, ловил контрабандистов. При нем никаким взяточникам, казнокрадам, жуликам было несдобровать! Простые люди и те знали: коллежского советника Радищева ни подкупить, ни запугать нельзя. Но никто не знал, что, едва закончив хлопотливый день, садился начальник таможни в лодку и плыл на Петровский остров. Там, в небольшой усадьбе, в деревянном двухэтажном домике, коллежский советник становился писателем и борцом за угнетенную Россию. (Сейчас это место занимают дома № 1–7/2 по Петровскому проспекту.) Летом 1789 года здесь была дописана последняя глава книги «Путешествие из Петербурга в Москву».
…На картине Д. Аткинсона можно увидеть недостроенное здание биржи. Крыши на здании пока нет, и потому его красные кирпичные стены выглядят сверху, как огромная буква «Ф». Такой начал строить биржу Джакомо Кваренги. Начал, да не достроил. А может быть, и к лучшему это. Не очень он ее удачно расположил. Она у него не на Неву смотрела, а больше на Зимний дворец косилась. Особняком от остальных зданий Стрелки стояла.
На панораме А. Тозелли от кирпичной буквы «Ф» не осталось и следа. Красуясь белыми колоннами, словно древний античный храм, встала новая биржа. Построил ее архитектор Тома де Томон. Впрочем, в дни строительства на Стрелке весь цвет архитектуры Петербурга собирался. Стоял с раскрытыми чертежами строитель нового здания Адмиралтейства Андреян Захаров. Сновал рядом с ним, споря, маленький и быстрый Томон. Прохаживался молодой Карло Росси. Поглядывал на Неву рассудительный Осип Лукини. В сторонке стоял и старый Кваренги, смотрел, как разбирали стены его биржи. Он на то не был в обиде, немало других славных зданий построил на Неве: помимо Академии наук, еще Смольный, Эрмитажный театр, Конногвардейский манеж, Ассигнационный банк…
Больше всех волновался Захаров, упрекал Тома де Томона: «Что же это вы предлагаете? Свет в зале через стеклянный потолок! Сие же вам не Италия, не милая вам Швейцария — Россия это! Зимой снегу навалит на крышу вашу стеклянную — тьма-тьмущая в зале будет. Нет, никак верхние фонари невозможны!»
Тома де Томон спорил, но соглашался.
Стены биржи росли, вставали белыми колоннами, украшались скульптурными группами, ниспадали гранитными ступенями. Перед зданием, поближе к реке, архитектор поставил два каменных маяка, украсил их декоративными носами древних кораблей — рострами. Потому и стали называть маяки Ростральными колоннами.
И набережная появилась. Ровненькая,